|
Среди болотного погибелья она нашла самое сухое место заросшее молодыми ёлками и ольховником. Медведица знала, что следы могут выдать берлогу, поэтому долго прятала их. Шла задом, прыгала в сторону, переходила речки по повалу. Потом легла. Берлога под сосновой корягой была ей приготовлена заранее. До первого снега медведица выстлала свой дом мягкими еловыми ветками и сухим мхом. Повалил снег, липкий и густой. Все следы теперь были скрыты. Только лиса могла догадаться о схроне. В январе появились два крошечных медвежонка. Они немного потуркались вкруг себя, потом отыскали соски со сладким мамкиным молоком и успокоились на долгие зимние дни. На пятой неделе у одного прорезались глазки. Но так как в доме было темно, и малыш не знал, что где-то наверху есть другой мир, с малиной, грибами, желудями и кусачими пчёлами, он продолжал спать и сосать мамку. И надо же, чёрт возьми, как раз в это время в лес занесло охотника с собакой. Жучка вынюхала берлогу, остановилась-ощетинилась и... Упали с ёлок комочки снега, поплыл над сугробами ружейный дым. - Ёшкин двадцать, наследство есть! - охотник разделся и завернул малышей в полушубок. Медвежат разлучили. Один остался у лесника, а другой улетел самолётом в Москву. Назвали его просто: Миша. Из стульев и гладильной доски сделали загон возле печки. Кормили овсянкой, кашей, борщом, давали сахар и булки. Иногда Василич, так звали охотника, приносил ему дыню, и, Миша, как футболист катал её по полу, а потом прокусывал в кожуре дырочку и начиналось пиршество. Больше всего потешалась от Мишки Галя, двенадцатилетняя дочь охотника. Идиллия продолжалась около года. Как вдруг. - Ну, Михайло, хватит даром харчи изводить, пора и работать, - сказал, улыбаясь Василич и, как всегда, пощекотал Мишу за ухом. Работа началась в воскресенье. У дома остановилась грузовая машина, Василич положил две доски на кузов и подтолкнул медведя. На поляне натянули крепкую проволоку, Василич надел на неё кольцо Мишкиной цепи и отошёл. Повалявшись в сугробе, медведь почистил когти о кору молодого дуба, с удовольствием пробежался вдоль проволоки и остановился возле кустов терновника, прислушиваясь к гулу людских голосов. - Давай! - неожиданно крикнул худосочный старичок в подшитых валенках, и на Мишку устремились две здоровых мохнатых собаки. Миша не понял предательства. Он смотрел на отвернувшегося Василича и на рыдающую Галку. Собаки вонзились в его ноги. Он обиженно рявкнул и отмахнулся лапами. Кусаки с визгом отлетели к людям. - Будут работать, - одобрительно прошамкал старичок о собаках... Потом Михаил привык. Перед некоторыми собаками он просто ложился на спину, и только пугал их своим рыком, а от некоторых ему доставалось на полную катушку. Но таких было немного. Каждое воскресенье он ждал теперь с нетерпением. Ещё бы. Перед тем как противный старичок в подшитых валенках определял собачьи места, у него, у Миши, было много свободного времени. Он залазил на дуб, по пути находя замёрзшие сладкие личинки, а потом, сверху, разглядывал молодой ельник, откуда в оттепель ветер приносил незнакомые и дразнящие запахи свободы...
|